|
Эхо войны. Рассказ на основе услышанного.
Данилова Наталья, 10а класс, школа 52, Ярославль.
Учитель: Хабатилова Л.В.
Война стреляет далеко. Теплый летний вечер опускается на землю. Тихо шелестят
листья берез и лип, растущих на берегу пруда, где мы расположились на отдых.
Место нам показалось очень живописным: на невысокой горе - сельское кладбище,
кругом - луга, перелески, много лип, рябин, сирени, у пруда - яблони с красными
яблочками. 'Может, здесь была деревня?' - спрашиваем мы у грибника, который
отдыхает рядом.
- Да, - с грустью отвечает он. - Село Бородино. Я в нем родился и провел детство.
Село было небольшое, но красивое. Дома располагались полукругом, окнами своими
смотрели прямо на церковь. И в летний зной, и в трескучий мороз в лучах солнца
сияли ее купола и кресты на фоне небесной голубизны. Помните, как Некрасов писал:
В стороне от больших городов,
Посреди бесконечных лугов,
За селом на горе невысокой
Вся бела , вся видна при луне
Церковь старая чудится мне.
С детства запомнились эти строчки: мне казалось, Некрасов знал нашу церковь
- раз так писал. Зимой село утопало в снегах, весной - в белой пене цветов черемухи,
сирени, яблонь, вишен. Красота И жили люди. Дружно жили, помогали друг другу.
Но... 22 июля 1941. Уже месяц идет война. А в селе престольный праздник Казанской
Божией Матери. В церкви служба. Все, верующие и неверующие из Бородина и соседних
деревень, стоят тихо, вглядываются в лики святых, светлые и скорбные. Горячее
летнее солнце залило всю церковь. В голубом разрисованном куполе - солнце, в
разноцветных стеклах окон - солнце, в солнечных лучах - дымок от курящегося
ладана и горящих свечей. Служба кончилась. Все вышли на улицу, но никто не спешит
домой. Дома мужиков ждут повестки. Завтра мужикам идти на войну. На душе тоска,
тревога, впереди разлука. Вот и стоят они, вместе вроде легче.
Быстро прошел летний день и вечер, последние со своей семьей. Коротка летняя
ночь. По деревенской привычке поднялись на рассвете и принялись за обычные свои
дела: кто ушел косить, пока на траве роса, кто колол дрова, кто поправлял забор,
да мало ли дел по хозяйству. Все делалось неспешно, с любовью, в последний раз.
В домах топились печи. Заплаканные бабы готовили завтрак, собирали в далекий
путь нехитрые пожитки, пекли подорожники для своих мужей. Все делалось как во
сне, еще не верилось, что расстаются навсегда. Провожать вышли всем селом на
околицу. Положили на телегу вещмешки и тронулись в путь. Старые матери и отцы
да дети малые понемногу отставали и возвращались в осиротевшие дома. А мужчины
с женами и старшими детьми ушли в соседнюю деревню, откуда их увезла грузовая
машина. Увезла навсегда. Никто не вернулся. Все погибли в первый, самый страшный
год войны. В каждый дом приходила похоронка. Последняя пришла в 43-м из уральского
города Кунгура, где скончался в госпитале молодой парнишка Коля, убежавший на
фронт в 42-м году после гибели отца. В селе остался дедушка Михаил, единственный
мужчина. Вот таким было эхо войны.
В каждом доме - горе, нужда, куча детишек. Нас у матери было пятеро, С утра
до вечера работали вдовы в колхозе. С делами по хозяйству управлялись дети.
Мы умели все. В школу ходили за 5 верст, учились с охоткой, любили читать. На
учебники и тетради зарабатывали сами: продавали на станции собранные грибы да
ягоды, пасли скот, драли лыко. А когда заканчивали школу, уезжали в город. Жили
в общежитиях, работали на фабриках и заводах, учились в ремесленных училищах.
Да так и остались в городе. Село опять осиротело. Остались в нем наши состарившиеся
матери. Колхоз хирел. Когда-то были в нем молокозавод да кирпичный заводик.
Теперь ничего этого нет - некому работать. Это тоже эхо войны.
Когда потребовались кирпичи на ремонт ферм, 'умные головы' в райкоме решили
разобрать церковь. Страшные слухи пришли в Бородино, вдовы пытались упросить
начальство не делать этого, но глухо бывает оно в таких случаях. И как-то раз
приехала в село машина, а в ней какие-то военные. Они долго что-то делали около
церкви, и вдруг оглушительный взрыв раздался по селу, донесся до леса и страшным
эхом вернулся к церкви. Стаи галок и лесных голубей с шумом слетели с крестов
и колокольни. Когда дым рассеялся, все увидели, что церковь стоит на месте,
только один крест чуть наклонился, он как бы глядел сверху на маленьких людишек,
копошившихся внизу. Взрыв..., еще один... До самого вечера творилось это страшное
дело. Сюда через года и расстояния стреляла война. Здесь звучало эхо войны.
И не могли бородинские мужики защитить свою белоснежную церковь, свое село.
Все они погибли там далеко, у 'незнакомого поселка', на 'безымянной высоте'.
До конца церковь разрушить не удалось, так и стоит она как немой укор злодеянию
людскому. А вокруг нее - кладбище. Когда-то оно было небольшим, огороженным
живой изгородью сирени и акаций. А сейчас кладбище 'шагнуло' в село. На месте
села - кладбище, домов нет, только липы да рябины указывает, где, были дома.
А бывшие жители: жены и родители погибших солдат - навсегда остались здесь,
на вечном покое. Их дети и внуки навещают могилки своих родных. Разрушена церковь,
исчезло село, ушла жизнь - это тоже эхо войны. Как далеко стреляет война! Тихо
догорает закат, замолкают птицы. Чуть слышно лепечет листва, ярко рдеют яблочки
на одинокой яблоньке, когда-то стоявшей у дома, темнеет остов когда-то, до войны,
белой церкви.
Наш собеседник перебрал все грибы в корзинке, поднялся с березового пенька,
грустно посмотрел на свое родное село и тихо произнес: 'Ах, война, что ты сделала,
подлая?'.
Никогда не забуду этой встречи с сыном погибшего солдата и жителем погибшего
русского села с белой церковью на горе невысокой.
|
